«ДОН КИХОТ»: EX LIBRIS ТЕАТРА, ИЛИ СОН-КИХОТ С ШИРОКО ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ

Премьера Екатеринбургского театра кукол «Дон Кихот» оснащена длинным подзаголовком: «Экслибрис на авантитуле рукописи Сида Ахмета Бен-Инхали о подвигах хитроумного гидальго Алонсо Кихано, содержащей также вписанные между строк симпатическими чернилами стихи и песни, посвященные Дульсинее Тобольской». Он интригует и в какой-то мере объясняет, почему великий роман Сервантеса пошел по сценической дороге с таким калейдоскопом театральных образов.

Кто-то в другом времени и в другой стране неправильно прочитал вместо Тобосская — Тобольская, удивился, вчитался, посмеялся созвучию, да так и оставил для себя Дульсинею Тобольской. Читая вместе с театром между строк, всматриваемся в картины, которые он «рисует» из слов, из снов, аккомпанирует музыкой, шумом моря и тишиной проигранной битвы... Спором «лиц от театра» — Аллы Антиповой и Германа Варфоломеева — о «правильности чтения» и начинается волнующая явь спектакля. Невидимые чернила проявились под светом софитов. Там записаны не только стихи (их немало в самом романе), но и романсеро, фантазии, ассоциации, которые тревожат, радуют, озадачивают, окрыляют. Театральный сонКихот в «Дон Кихоте» — сон с широко открытыми глазами.

...На фоне красного рассвета — две знакомые фигуры отправляются в дорогу на белой кляче и сером ослике. «Кадр», словно из фильма «Неуловимые мстители», под ту самую песню, под наш смех. Где-то еще машут крыльями непобежденные ветряные мельницы. Далеко, призрачно. А в реальном сне на сцене на красных крыльях возносится к небесам старенькая Дульсинея Тобольская с нищенской кружкой в высохших руках. Она была розовой и золотоволосой, как инфанта Маргарита. Ничего, что Веласкес живописал «Менины» много позже, ведь мы-то ее видели, знаем, и потому ее юный образ приходит на сцену в сон-Кихот с полным основанием. Дождем просыплются красные маки, воткнутся стеблями дротиками в «землю». А инфанта поведет под уздцы прозрачного, как бумага, Росинанта по цветущему лугу.

В штормовом море танцуют галеры с «женскими» фигурами на корабельном носу, но побеждает и шторм, и «женщин» уверенный в себе корабль-«мужчина». В баталии двух королей победитель выглядит побежденным, и проигравший не кручинится над потерями, которые, как скошенные на поле снопы, увозит катафалк — драконий череп. Несется по сцене со скрипом-рыком четырех мощных ног прекрасный и опасный красный бык, вырвавшийся на свободу из «Тавромахий» Пикассо и Гойи. Тореадорам тяжко летать, лавировать, обороняться и не нападать. Не легче печальным бородатым дуэньям, так смешно и злобно заколдованным волшебником. От бородатости их избавит хитроумный идальго, но никто не вернет женские грезы, сгоревшие на огне времени нежными бумажными куколками...

В кино давно прижился жанр road movie: фильм, где все события, переживания, конфликты происходят с героями по дороге куда-нибудь. А «Дон Кихот» в Екатеринбургском театре кукол — спектакль-дорога, по которой театр идет вместе с героями романа и зрителями навстречу приключениям. Экслибрис — не только знак владельца, но буквально ex libris — «из книг». Самый полновластный владелец книги — ее автор. 12 эпизодов второго тома романа и бесчисленные образные подробности «из книг», из картин, музыки, разговоров, философских бесед — всего, что всегда сопровождает читающего, когда он путешествует по великим страницам, вместились в театральную фантазию. А чтобы зритель не заблудился по дороге, театральный «коллективный Сервантес» (Мария Зырянова, Алексей Кокин, а также другие русскоговорящие и испанопишущие «соавторы») снабдил его компасом-либретто, своеобразными дорожными знаками, смешными и точными.

Сервантес уверял, ссылаясь на «арабский первоисточник», что он не отец Дон Кихота, а его отчим. Екатеринбургский театр кукол «Дон Кихота» усыновил и вырастил героя по-своему. Сочинил его заново, не игнорируя мифы, а сплетая их в причудливый орнамент визуальных образов, стихов, переводных и собственных, романсов (музыкальное оформление, композиторская адаптация и аранжировки Ларисы Паутовой и Кирилла Лихина). Испанское «ай-яй-яй» в романсеро перекликается с русским хулиганским причитанием «ё-моё», «таракан» из больной головы танцует с гитарой на ширме, как легендарный Кукарача, и вдруг под Луной, под шагающими стегаными синими одеялами, превратившимися в небеса, тихонько звучит русская песня про березоньку...

Толкователь Сервантеса, испанский философ и писатель Мигель де Унамуно констатировал в стихах: «Сервантес написал евангелие нам — от Дон Кихота», а в произведении прозаическом рассуждал о новом крестовом походе к гробу героя. На сцене два толкователя в ночных колпаках и рубашках ведут глубокомысленный разговор о том же, меняя конфигурацию: то один за столом вверх ногами, то другой. «Перевертыши» не устают судачить о подвигах и славе Дон Кихота, отстаивая монопольное право на их интерпретацию.

Конечно, «Дон Кихот» — это прежде всего авторский спектакль режиссера и художника Виктора Плотникова, бесстрашно отправившего на сцену увиденное на страницах и привидевшееся, сочиненное и реально живое в искусстве Испании и России, — в собственный художественный «донкихотский» мир. Но это и спектакль артистов. Аллы Антиповой и Германа Варфоломеева, которые на два голоса ведут нас по сценической дороге человеческой трагикомедии. И тех, кто устраивает встречи на этом пути, — с любовью, смертью, природой, кошмарными и цветными сновидениями, опасностью и светоносной звездой. Спектакль всех, кто его играет, прячась в «черном кабинете», открывая лица в морском и «шахматном» сражениях, преображаясь в галеры, королей, фанатиков-перевертышей. Это: Валерий Бахарев, Наталья Вотинцева, Наталья Елисеева, Алексей Палкин, Юлия Петрова, Алексей Пожарский, Максим Удинцев, Александр Шишкин, Глеб Яковенко. Правильно читать? Нет правил. Только одно имеется: правильно — читать. Театр, читая, «вмечтался», как говорил все тот же де Унамуно, в Сервантеса, в Испанию, в Дон Кихота — без инструкций, по собственной любви.

У Шекспира, современника великого испанца, за четыре века накопилось в представлении ученых-литературоведов столько претендентов на его роль, что исследователи сами сбились со счета. И, кажется, махнули рукой — Шекспир есть, и этого вполне достаточно на сегодня и на будущее. Подлинность жизни и творчества Мигеля Сервантеса де Сааведра сомнений не вызывает, хотя он усердно мистифицировал читателя, начиная роман как сатиру на рыцарские романы. Потом увлекся своим безумцем Алонсо Кихано и, как сказано в другом времени и по другому литературному поводу, «весь мир заставил плакать». «Весь мир», бескровно завоеванный романом Сервантеса, в спектакле Екатеринбургского театра кукол «Дон Кихот» — это и мы с нашими песнями, кошмарами, «желанием стать испанцами», благородством и озверением, смехом и слезами, «сном разума» и горьким пробуждением.