ЗА БОЛЕВЫМ ПОРОГОМ
Весна 2022-го для Екатеринбургского театра кукол завершилась премьерой мытарств в одном действии. «Гоголь. Триптих» – глубинное исследование жестокости, боли, страдания. Режиссёр Игорь Казаков проводит зрителя через судьбы троих гоголевских персонажей-мучеников, выстраивая своеобразную градацию невыносимости земной жизни.
От рождения и до самой смерти человеку здесь не предполагается ни любви, ни утешения, ни радости. Не положено! В этом сером пыльном пространстве – всё сплошь канцелярские ящики разной степени вместимости (сценограф Денис Козлов). Это и бессчётные департаменты, и чёртовы шкатулки с запретными секретами, и, в конечном счёте, отделения холодильной камеры того морга, в котором неизбежно каждому суждено побывать. Никаких сторонних вариантов жизни не предполагается. Мир чиновников любых мастей ограничен стенками заветных ящиков, ну разве что пределы этих ящиков могут розниться. Даже цветовая палитра не отличается особой щедростью, точно этому упорядоченному миру не нужны яркие краски. Все существуют в бело-серо-чёрной гамме. Правда, порой всё же появляется красный, как знак родовой крови, боевой награды или редкого праздника (незаслуженного и грозящего новым разочарованием).
Башмачкин, капитан Копейкин и Поприщин проживают каждый своё страдание (моральное, физическое и ментальное соответственно). Художник по куклам Ольга Дворовая буквально истязает своих персонажей, подвергая их тела невероятным трансформациям: попадая в упорядоченно-выверенное пространство, каждый искорёживается, перелепливается, подстраивается под ящичек приемлемого размера, да и погибает. В начале своей жизни многострадальный Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели» (засл.арт.РФ Герман Варфоломеев) предстаёт то младенцем на беспокойной пуповине, то примитивной куклой-неваляшкой в нескольких экземплярах (много вас таких, всех не упомнишь). Беспомощный Башмачкин-гусеница отчаянно кутается в изъеденную временем шинель, никогда ему не пройти трансформацию до свободной бабочки. На время титулярный советник обретает некое подобие гармоничного тела, но это явление иллюзорное. Новая шинель дарит мгновение эйфории. Он даже начинает ощущать уверенность и какое-то время крепко стоит на больших нелепых ногах, успевая сделать несколько шагов по «новой» жизни. Но это ему не положено. Приходят силы на всё право имеющие и без особых усилий, буднично отнимают у человека человеческое достоинство, превращая его в безнадёжно слабое существо. Силы эти обладают огромными руками, которые до кого угодно дотянутся, внушительной головой и безапелляционно грозным выражением лица. На протяжении всего спектакля власть не сменяет своего облика, меняются лишь её жертвы.
Плоти капитана Копейкина достаётся, пожалуй, самое явное страдание. Актёр Валерий Полянсков получил в управление партнёра без руки, ноги и с костылём в придачу. Искалеченная природа героя подсказывает кукольнику способ взаимного сосуществования, не даёт сделать лишнего движения, сковывает самым естественным образом. Явный визуальный диссонанс между видным статным артистом и его персонажем по-медицински хладнокровно демонстрирует последствие войны для одного конкретного человека. Несмотря на физические потери, он не сломлен, он верит в высшую справедливость. Простодушно ветеран Копейкин просит помощи и защиты. Но и ему не положено. Ненасытная чиновничья сила отказывает ему в своей милости, чем в версии Казакова, окончательно доламывает некогда непобедимого бойца.
А тут уж и до «Записок сумасшедшего» недалеко. Поприщин в исполнении Александра Шишкина, будто собирает страдания предыдущих участников «Триптиха», принимая на себя страшный удар душевной болезни. Он непомерно амбициозен, он жаждет пробиться на самый верх, он хочет быть частью той необъятной силы, которая способна лишать людей шинелей, рук и ног, достоинства и жизни. В прямом смысле слова Поприщин примеряется к власти: в мечтах своих он получает те самые всемогущие руки, которые только подчёркивают его тщедушность и ничтожество. Он, как и Башмачкин, всего лишь титулярный советник. Там ему и место. Вечное «не положено» травмирует мелкое чиновничье самолюбие. Душевный покой Поприщина расшатывается концентрированной болью, которая к финалу спектакля назойливо гудит, ощущается в воздухе, дышать не даёт. Мир, в котором травма становится ежедневной обыденной нормой, ломает всякого, не смотря на его лояльность к происходящему. К финалу от персонажа откидываются все объекты, куклы и подпорки, остаётся только обнажённое человеческое (пока ещё живое) тело. Поприщин в исполнении Шишкина предстаёт тем мучеником, которого бы и жалеть не стоило. Болезнь вращает его вокруг ящика психиатрической лечебницы, выстланного изнутри холодным белым кафелем. Смерть оставляет героя, а жизнь продолжается в боли и ужасе.
Выхода нет. Пока не предвидится.
