ТРУДНОСТИ ПЕРВОДА НА КУКОЛЬНЫЙ
На ежедневных обсуждениях спектаклей V Международного фестиваля театров кукол «Петрушка Великий» то и дело возникал вопрос: надо ли зрителю быть читателем?
Бесспорно, чтение — занятие жизненно важное, особое интеллектуальное, эстетическое наслаждение. Но вот так ли обязательно для нас чтение-знакомство со сказкой, с поэмой, пьесой перед встречей с ними в театре — в театре кукол, в частности? Тема эта возникла вновь, потому что в конкурсной программе нам сразу же представили два спектакля по малоизвестным произведениям — «Полюс» (Бялостокский Театр кукол, Польша) и «Заколдованный фаэтон» (Театр кукол «Слон», София, Болгария). Пьесу Владимира НАБОКОВА, лишь недавно опубликованную в России, прочитали (благо пьеса очень короткая) особо добросовестные члены жюри прямо в самолёте. И «ощутили себя потрясёнными». При всей любви к Набокову потрясение мне кажется чрезмерным, что, по-моему, и помешало профессиональным зрителям увидеть, прочувствовать спектакль. После спектакля, мне повезло найти драматическую миниатюру в Интернете. Впечатления от работы польских кукольников не померкли. Прочитанное утвердило в увиденном и лишь добавило уважения к работе театра, ставшего точным переводчиком и тонким интерпретатором диалогов Набокова на язык театра кукол.
Слегка «обиделись» болгарские кукольники, чей спектакль «Заколдованный фаэтон» вызвал разноречивые мнения без опоры на текст: «Говорите, что Набокова надо было прочитать, а Галчинского не читали». Польский поэт Константин ГАЛЧИНСКИЙ был любим в России, а теперь почти забыт. Умерли Иосиф БРОДСКИЙ, Давид САМОЙЛОВ, восхищавшиеся его поэзией, и… Может, кто-нибудь и вспомнит сейчас трагическую «Песню солдат с Вестерплятте», но поэму, которую попытались перевести на территорию театра кукол болгарские коллеги, кажется, так и не перевели на русский язык. Что ж, в отсутствие перевода спектакль не смотреть, не оценивать?
Знакомая история Ханса Кристиана АНДЕРСЕНА «Скверный мальчишка», показанная Театром кукол из Петрозаводска, не вызвала дискуссии вне зависимости от того, хорошо ли помнил сказку критик, вспоминал ли во время просмотра или знал наизусть. Ступив на «территорию Андерсена», идя по дороге спектакля, театр растерял печальную, иронично-назидательную интонацию автора. Приобрёл же, судя по высказываниям критиков, аморфность театрального послания и простор для двусмысленных толкований невинных ситуаций в нецеломудренном духе дня.
Вчера Театр кукол из Бреста (Республика Беларусь) показал фестивалю свой «перевод» Пушкина — «Луна Сальери». К персонажам маленькой трагедии присоединились Изора и Чёрный демон, рождённые не произволом режиссёра, а пушкинскими строчками: «последний дар моей Изоры», «из наслаждений жизни одной любви музыка уступает», «покоя не даёт мой чёрный человек»… Cреди черноты Вселенной — «правды нет и выше» — в лунной пыли погребён рояль, торчат из кратеров грифы скрипок, покоится капитель колонны. Сальери, как Пилат у Булгакова, обречён на муки воспоминаний. Здесь нет живых. Здесь все бессмертны, как моцартовская музыка, срывающаяся вдруг чистым водопадом в серую пыль, как пушкинская строка: «Ты, Моцарт, — бог, и сам того не знаешь…». Театральный перевод своеобразен и выразителен, но… Уж если Моцарт и Сальери в спектакле всё-таки заговорили читанными всеми словами, их голоса, их интонации, их проживание этих слов, наверное, не должны быть такими тусклыми и «пыльными». Впрочем, эти трудности «перевода» компенсируют сами куклы.
Ещё на первом обсуждении член жюри, известный режиссёр Виктор ШРАЙМАН подвёл итог теме чтения-нечтения (но не итог спорам). Спектакль, в отличие от текста, должен сразу втягивать в действие и говорить на внятном языке, вне зависимости от того, читали мы первоисточник или пришли в зал «глупым зрителем». В конце концов, необходимо и достаточно, чтобы драму, или прозу, или сказку прочитали постановщики спектакля и сделали для нас перевод — точный и художественный.
